Электронная коллекция
военных писем

Ван-Фонг 16 Апреля, 1905 г. Одиннадцатый час ночи на исходе. Петр ставит на стол куличи и яйца, окрашенные луком. В столовой горит одна лампочка. Остальной Суворов и все сорок короблей с ним, в полном мраке: в прятки с французами играем; иначе нужно было-бы бродить по морю без отдыха. У вас теперь четвертый час вечера. Те-же приготовления и те-же грустные лица; нет нотки веселой; разве маленький Коля улыбнуться заставит. Хорошо, если здоров и не прибавляет уныния. Как тяжело. Души уж немного осталось: измоталась, но и несчастный остаток рвется на волю, на покой, туда, где присутствие его вызвало бы хоть минутную радость, веселый возглас, сачстливые слезы. Отслужили заутреню. Сидели за пасхальным столом до трех часов. Много пили. Болтали о посторонних каждому вещах. За своих поднимали бокал. Желали друг другу вернуться к ним и друг на друга косо смотрели: Не вернуться-бы и тебе через Мацуяму. Да, каковы-бы ни были события ближайших дней, в конечном результате – ничего кроме новой страницы позора Российскаго. Я не телеграфировал тебе Христос Воскресе, потому что не мог другим разрешить посылать телеграммы. На ближайшем телеграфе, один телеграфист. Когда привалят наши казенные телеграммы, он уже перестал справляться и откладывал отправку до рабочих часов следующого дня. А если-бы разрешить частные депеши, то началась-бы такая бомбардировка, то совсем пропали-бы вместе с частными, и казенные телеграммы. Я не пишу тебе о своих опасениях за Небогатова, о сроке, к которому ожидаю его прибытия. Все это ты узнаешь раньше, чем придет это письмо, может быть раньше, чем удастся его отправить отсюда. Скажу только, что если Небогатову приключиться какая нибудь гадость, то вина будет всецело на Главном Морском Штабе. Он уже месяц тому назад разослал всем консулам самые секретные депеши, что Небогатов будет проходить узкости близ Сингапура 22 Апреля и теперь эта весть стала общим достоянием: все газеты печатают соображения о времени приближения к Малакскому проливу, в какой день может быть, против какого места и проч. Положим, неожиданное появление мое в Малакском проливе заставило японцев быстро стянуть некоторые частички своего флота к северу, чтобы иметь в куче все силы и успеть привести их в порядок. Но для того, чтобы изъ-за-угла взорвать корабль проходящий в известном месте узкий форватер, не надо многочисленной флотилии: такое дело может быть исполнено и единичными, даже частными предпринимателями. Такие предприниматели не обладают подвижностью – не могут, например быстро перебросить свои ловушки из Зундского пролива в Малакский, но раз им точно указано время и место, - они очень опасны. И хоть бы я послал на встречу в узкости всю свою эскадру – я бы не охранил этим, ни Небогатова от покушения в проливах, ни свои подкрепления. Видишь, каким кошмаром затуманены мозги в ночь, под светлый праздник: а знат, что у вас еще кроме беспокойств за меня, за Владимира Федоровича, царит уныние, навеваемое обстановкой общей разнузданности, впечатлением подорванности самого фундамента, на котором стоял до сих пор плохо слепленный Российский колосс – делается так скорбно за вас. Опять делается так больно, что лишил тебя утешения, к которому ты так стремилась, - к поездке за-границу. Хочется оправдывать себя мыслью о том, что тебе было бы мучительно читать все те гадости, которые печатаются теперь за-границей о России и русских, что ты возмущалась-бы до глубины души площадною бранью и издевательством, посылаемыми европейскою печатью, по адресу «зверинца Балтийцев», «Ноевого ковчега всяких отбросов», как величает нашу эскадру. Но осталися все-таки наверху угрызения совести: помешал тебе вздохнуть вольно тогда, когда была полная возможность. Прости, моя дорогая, может быть это уж последнее мое пред тобой прегрешение; я по крайней мере не представляю себя вернувшимся: мне это чем то совершенно несбыточным кажется и даже для вас бесполезным и тягостным. Так развалился я за эти семь месяцев тропиков. Ты знаешь, ведь, как тяжело мне дается жара. Этому рамоллисменту можешь приписать и неспособность мрю скрыть свои ощущения, неумение воздержаться, чтоб не пугать и не расстраивать тебя и без моих жалоб расстроенную. Прощай, передай всем нашим мой сердечный привет, поцелуй Лелю и Колю. Обнимаю и целую тебя крепко. Твой З. Рожественский.