Дорогая моя Маневрочка! Очень виновата пред Вами, что выбилась из колеи нашей установившейся переписки. Но у меня ни на минуту не выходило из головы письмо вам. Всем остальным (правда, их не так уж много) я могу писать, не отдаваясь этому полностью, между делом, где-нибудь в лаборатории, в промежутках между выпариванием и фильтрованием какого-нибудь анализа. Но чтобы говорить с Вами, писать Вам, для этого мне надо, чтобы кругом и во мне самой был полный покой и тишина. Эта сосредоточенность вызывает понемногу те чувства и мысли, которые в обыденной жизни и сутолоке подавлены. Исчезнуть они никогда не могут, как не изгладится память о маме. О ней я теперь думаю не с острой, захватывающей болью, как раньше. Но теперь я лучше понимаю ее, и она мне много ближе, чем тогда, когда мы были вместе. Наша ежедневная обыденная жизнь не имеет никаких перемен. Светлым оазисом впереди для меня является возможность Яниного приезда в мае или в июне. Надеяться на это у меня есть все основания, потому что это мне обещал заместитель директора института, где она работает. Приезд будет непродолжителен, в виде командировки, но он будет определенно.
Я так жду этого!
Хотя и знаю, что грустного будет много. Но после этой грусти наступит облегчение.
Работы на заводе сейчас опять меньше и остается время и на посещение театров и кино. Иногда я думаю о том, насколько война деморализовала нас.
Ведь человек со здоровым моральным состоянием вряд ли бы пустился в погоню за зрелищами, развлечениями сейчас, когда не так уж далеко от нас кровь льется рекой и гибнут люди; не говоря уже о том, что среди них есть родные, близкие и дорогие нам. Но мы «привыкли» и относимся к этому очень спокойно;
Что нового с переездом сюда? Неужели всегда возвращение в Ленинград будет сопряжено с такими трудностями, с преодолением преград, неопределенных, т.к. никому фактически неизвестно определенно, что именно нужно для того, чтобы вернуться. Но тем не менее, эти преграды существуют пока.
Яна сейчас в санатории под Москвой. Пишет оттуда, что замучили ее лечением, процедурами, лекарствами. Но дают сверх нормы масло и коровье молоко, а это ведь так много значит.
Получила Джанино письмо. Хочется еще послать ей книжек. Она, видимо, такой же «библиофаг», как и я была когда-то. Это мама меня так звала, за то, что я пожирала книги с быстротой неимоверной.
Крепко крепко целую Вас всех. Арыся.